И. Сталин – Полное собрание сочинений в 18 томах

Автор: И. Сталин
Название книги: Полное собрание сочинений в 18 томах
Формат: PDF, FB2, RTF
Жанр: История России
Качество: Изначально компьютерное, E-book

Настоящее собрание Сочинений И.В. Сталина издается по постановлению Центрального Комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков).
До сих пор лишь часть работ товарища Сталина была издана отдельными сборниками. Так, статьи и речи предоктябрьского периода 1917 года были собраны в книге “На путях к Октябрю”, вышедшей в двух изданиях в 1925 году. В 1932 году был издан сборник “Об Октябрьской революции”, содержащий статьи и речи, посвященные Великой Октябрьской социалистической революции. Произведения по национальному вопросу вошли в сборник “Марксизм и национально колониальный вопрос”, вышедший в нескольких изданиях. Статьи и речи 1921–1927 годов, посвященные преимущественно внутрипартийным вопросам и разгрому враждебных партии оппозиционных группировок, составили отдельный сборник “Об оппозиции”, изданный в 1928 году. Кроме того, имеются и другие сборники, в которых объединены статьи и речи И. В. Сталина, посвященные какой либо одной определенной теме, например, сборники: “О Ленине”, “Статьи и речи об Украине”, “Крестьянский вопрос”, “О комсомоле” и др.
В разное время вышло несколько сборников, в которых напечатаны вместе произведения В.И. Ленина и И.В. Сталина: “Избранные произведения 1917 года”, “О защите социалистического отечества”, “Сборник произведений к изучению истории ВКП(б)” в трех томах, “Ленин – Сталин” – избранные произведения в одном томе, “О партийном строительстве”, “О социалистическом соревновании”, “О труде” и т. д.
Наиболее распространенным собранием произведений товарища Сталина до сих пор является книга “Вопросы ленинизма”, вышедшая в одиннадцати изданиях. Состав этой книги с каждым новым изданием значительно изменялся: почти каждое издание пополнялось новыми работами; в то же время в целях сохранения прежнего объема книги автор исключал из нее некоторые работы. Выступления, доклады и приказы товарища Сталина за годы Отечественной войны советского народа против немецко фашистских захватчиков собраны в книге “О Великой Отечественной войне Советского Союза”, вышедшей в пяти изданиях.
Однако имеется большое количество произведений И.В. Сталина, написанных до и после Октябрьской революции, которые после опубликования их в свое время в газетах и журналах нигде не перепечатывались и до настоящего времени не собраны вместе. Кроме того, сохранились статьи и письма товарища Сталина, ранее не публиковавшиеся в печати.
Настоящее издание является первой попыткой собрать вместе почти все произведения И.В. Сталина.
Первый том Сочинений И.В. Сталина содержит произведения, написанные с 1901 года до апреля 1907 года.
Второй том включает произведения, написанные с 1907 по 1913 год.
Третий том составляют произведения, относящиеся к периоду подготовки Великой Октябрьской социалистической революции (март – октябрь 1917 года). Это, главным образом, статьи, напечатанные в “Правде”.
В четвертый том (ноябрь 1917 года – 1920 год) входят произведения, написанные в первые месяцы существования Советской власти и в период иностранной военной интервенции и гражданской войны.
Следующие три тома – пятый, шестой, седьмой – содержат произведения, относящиеся к периоду перехода советского государства на мирную работу по восстановлению народного хозяйства (1921–1925 годы). Пятый том включает произведения, написанные с 1921 года до смерти В.И. Ленина (январь 1924 г.). В шестой том входят произведения, относящиеся к 1924 году. Седьмой том содержит произведения, написанные в 1925 году.
Работы И.В. Сталина периода борьбы за социалистическую индустриализацию страны (1926–1929 годы) составляют восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый и двенадцатый тома. Восьмой и девятый тома содержат статьи и речи, доклады и выступления за 1926 год, десятый и одиннадцатый тома – за 1927 год. Двенадцатый том – за 1928–1929 годы.
Тринадцатый том содержит произведения 1930–1933 годов, посвященные, главным образом, вопросам коллективизации сельского хозяйства и дальнейшего развития социалистической индустриализации.
Четырнадцатый том охватывает произведения 1934–1940 годов, посвященные борьбе за завершение построения социализма в СССР, созданию новой Конституции Советского Союза, борьбе за мир в обстановке начала второй мировой войны.
Содержание пятнадцатого тома составляет работа И.В. Сталина “История ВКП(б). Краткий курс”, вышедшая отдельным изданием в 1938 году.
Шестнадцатый том содержит произведения периода Великой Отечественной войны Советского Союза: доклады, выступления и приказы И.В. Сталина в дни годовщин Великой Октябрьской социалистической революции, обращения к народу в связи с разгромом и капитуляцией Германии и Японии и другие документы.
Все произведения в томах располагаются в хронологическом порядке по времени их написания или опубликования. Каждый том снабжен предисловием, краткими примечаниями справочного характера и биографической хроникой. Даты до момента перехода на новый стиль (до 14 февраля 1918 года) даются по старому стилю, после – по новому стилю.
Текст произведений товарища Сталина сохранен полностью. Лишь в некоторые статьи внесены автором незначительные изменения чисто редакционного характера

16 томное Собрание сочинений И.В. Сталина оказалось заведомо неполным. 13 томов его вышло при жизни автора (1946–1951 годы), и они несли на себе печать тщательного и требовательного отбора произведений им самим. Затем издание поразила хрущевская “оттепель”. Еще не завершенное (том 13 прерывался на 1934 годе), оно с кончиной Иосифа Виссарионовича (март 1953 года) было прекращено; его план, в общих чертах намеченный в предисловии к первому тому (С. VII–VIII), оказался невыполненным, уже имеющийся набор рассыпан. Тома 14–16 появились четыре с половиной десятилетия спустя, в принципиально иную, не предсказуемую в 50 х годах XX века, эпоху. Они были приурочены к 80 летию Октября (1997), причем составитель, как “кустарь одиночка без мотора”, не располагал в середине 90 х годов, то есть в пору причудливого цветения ельцинской “деммонархии”, и тысячной долей тех возможностей, которые когда то имел в своем распоряжении ИМЭЛ.
Три последних тома были выпущены буквально “с коленки”, крохотным тиражом 2000 экземпляров и за пару месяцев разошлись без рекламы. Как и ожидалось, спрос значительно превысил предложение, и тут же настоятельно встал вопрос о повторении. Естественно, даже без особых архивных изысканий стал накапливаться огромный (правда, разнокалиберный) материал, достойный внимания и исследователя и широкого читателя. Подход, который не подвел меня в сборнике “Слово товарищу Сталину” (два издания, М., 1995, 2002), оправдался сторицей. Говорить и судить о Сталине, только выслушав его самого, вникнув в его обстоятельства и мотивы, общественные и личные, – так, на мой взгляд, должен был поступать всякий честный человек, а тем более аналитик и публицист, который, по определению (мне очень нравится эта формула), не имеет права быть преднамеренным лукавцем.
Своеобразной реакцией на эту точку зрения можно считать “историософское” изыскание Б.С. Илизарова “Тайная жизнь Сталина” (М., 2003), посвященное истолкованию сталинских пометок на книгах его личной библиотеки. Я бы не упоминал это полное произвольных домыслов, рассчитанное на клубничные вкусы, местами скабрезное сочинение, если бы не обнаружил в нем свое имя. “В 1997 году в России, – сообщает “историософ”, – изданы так называемые 15 и 16 тома (почему не упоминается том 14 й, непонятно. – Р.К. ) под редакцией Р. Косолапова. Но это фальсифицированная версия макетов подлинного 14 и 16 тома сочинений, содержащих материалы военного и послевоенного времени” (С. 171). Имея честь быть не знакомым с Илизаровым, я не могу уразуметь, зачем ему понадобилось бездоказательное, не имеющее фактических оснований утверждение о “фальсификации” и тут же – ни к селу, ни к городу – параллель между “фальсифицированными” томами и действительной фальшивкой “Особого отдела Департамента полиции”, использованной для обвинения Сталина в связях с царской охранкой. Как уже было сказано в предисловии к 14 му тому, я в архиве ИМЛ не работал (См.: С. 5) и в отличие от Илизарова макетов трех томов, которые, по его словам, “не успели выйти в печать до смерти вождя” (а затем были запрещены Хрущевым), не видел. Но никто не запрещал мне скомпоновать книги заново. Это называется не “фальсификацией” (“историософ” тут что то путает), а инициативой, и я советую г ну Илизарову не забываться…
В приложении к данному тому помещены два очерка В.Д. Мочалова (см. биографическую справку о нем: Сталин И.В. Соч. Т. 16. С. 236–237) о встречах Сталина с первыми составителями Собрания его сочинений и биографий Ленина и Сталина, состоявшихся в Кремле в декабре 1945 года и декабре 1946 го. Обнаружение этой рукописи, более полувека пролежавшей среди бумаг Василия Дмитриевича, – редкая удача, выпавшая на мою долю в мае 1998 года благодаря доброму содействию дочери ученого, Елены Васильевны Мочаловой. Выразительные сами по себе, эти фрагменты живого общения безусловно добросовестного, убежденного и заинтересованного наблюдателя примечательны еще и потому, что они отражают личные пожелания Сталина насчет настоящего издания. Так, Сталин был против включения в тома многих принадлежащих ему работ, не говоря уже о текущих деловых текстах. Когда ему напоминали о том, что иначе поступают в отношении Ленина, стремясь собрать и донести до общественности буквально все его письменное наследие, Сталин отвечал очень просто и емко: “То Ленин, а то я”.
Об этом необходимо заявить потому, что предлагаемый вниманию читателя 17 й том Сочинений Сталина не только не соблюдает указанный подход, а напротив, прямо его нарушает. Ниагара передержек и клеветы, обрушенная на эту историческую личность спустя всего три года после ее кончины и низвергавшаяся около 40 лет и людьми “партии Ленина – Сталина” и ее противниками, а самое главное – длительный отказ от попыток (или их недопущение) разобраться, где тут истина, а где ложь, явились выразительной составной частью демонтажа социалистического строя в Советском Союзе – России и других странах. Мещанство, отечественное (в первую очередь “партийное”) и мировое (а этому большей подмоги и не требовалось), в своей пошлой, растлевающе разрушительной неистощимости превзошло само себя. Ради превращения революции и эволюции в инволюцию и регресс оно постаралось вовсю. Было наивно уже в середине 50 х годов рассчитывать, что облыжный погром Сталина, сталинцев и их времени, прикрываемый именем Ленина, пощадит в последующем Ленина – Маркса и не потянется дальше, к дискредитации всего революционно освободительного, лево демократического процесса до бабувистов и якобинцев, до бездоказательного отвержения научной политической экономии и научного социализма, философии диалектического материализма и свободомыслия вообще.
Теперь, когда налицо чудовищные результаты этой хорошо скоординированной и оснащенной, рассчитанной на продолжительность жизни двух поколений, контрреволюционной кампании, понятна как сила инерционного сопротивления частной собственности, опирающейся на своих традиционно вернейших союзников – невежество, суеверие и корысть, так и неотложная необходимость взглянуть на объект иначе. В противовес наветам на все связанное со Сталиным – от его “безграмотного” почерка до якобы симпатий к уголовному миру, от приписываемого ему безграничного властолюбия до скрытой религиозности и т. д. и т. п. – понадобились подробности . И их найдет в настоящем томе читатель.
Мочаловская запись бесед со Сталиным, между прочим, ценна тем, что она демонстрирует его авторскую щепетильность. В отличие от многих позднейших “вождей” – от Хрущева до Зюганова – он органически не мог приписать себе чьи то чужие тексты. В противоположность этой истине Илизаров пишет о том, что “среди оставленных Сталиным за собой статей и заметок есть такие, принадлежность которых перу Кобы у меня вызывает сомнение. Если учесть, что большая часть из них не имеет подлинников или других достоверных атрибутов, это позволяет поставить вопрос о возможной фальсификации части ранних статей и писем и о присвоении чужого авторства” (Тайная жизнь Сталина. С. 227).
Почитайте мочаловскую запись в конце этой книги, и вы убедитесь, что наш распоясавшийся “историософ” слишком много себе позволяет. Было, например, очевидно, что тексты отдельных сталинских статей начала XX века, особенно тех, которые сперва печатались на грузинском языке и на русском языке не могли не иметь новой редакции, при включении в Собрание сочинений подвергались небольшой авторской обработке. В конце концов при любом переиздании это непреложное право автора. Илизаров же внушает нечто иное: “Несмотря на то, что правка в той или иной степени затронула многие ранние произведения, Сталин сам выкинул из проектов двух предисловий к первому тому сочинений (редакционного и авторского) все упоминания о правке текстов” (Там же). А это ложь. “Текст произведений товарища Сталина сохранен полностью, – говорится в конце предисловия к изданию ИМЭЛа при ЦК ВКП(б), – Лишь в некоторые статьи внесены автором незначительные изменения чисто редакционного характера” (Сталин И.В. Соч. Т. 1. С. VIII). Возникает вопрос: где же тут фальсификатор? На фоне таких действительно достойных работ последних лет о Сталине, как двухтомники Ю.В. Емельянова и В.В. Карпова, монографии А.В. Островского, Ю. Жукова, В.В. Сахарова и др. все еще мельтешат бульварные поделки Илизарова, Бим Бада, Ранкур Лаффериера и иже с ними.
В 17 й том Сочинений Сталина вошли работы как раннего, еще дореволюционного периода, начиная со стихов 90 х годов XIX века, так и документы зрелого марксиста, шагающего по ступеням подпольной революционной деятельности, руководства пролетарским государством в годы Гражданской войны и социалистического созидания.
Том составлен главным образом из оперативных писем и телеграмм, которые Сталин направлял Ленину и разноликим соратникам: Р.В. Малиновскому и Л.Д. Троцкому, В.М. Молотову и Л.М. Кагановичу, Я.М. Свердлову и К.Е. Ворошилову, Л.Б. Каменеву и Ф.Э. Дзержинскому, Г.Е. Зиновьеву и Г.К. Орджоникидзе, матери Е.Г. Джугашвили и жене Н.С. Аллилуевой… Со страниц книги Сталин предстает как юный поэт и взыскательный ценитель литературы, строгий партийный руководитель и инициативный организатор общественного хозяйства, боевой комиссар и трудармейский вожак, заботливый сын, добрый семьянин и взыскательный отец. В ней немало примеров и сталинской чуткости и сталинской жесткости, о чем можно спорить. Видны там и следы “ума холодных наблюдений и сердца горестных замет”, в том числе невольных личностных переоценок (тоже небесспорных) Рыкова и Тухачевского, Бухарина и Микояна, Постышева и Шеболдаева. Но в чем не возникает ни малейших сомнений – это в преданности автора делу рабочего класса, и в одержимости идеей и трудом. В неистребимой потребности работать и учиться.
Документы следуют в хронологическом порядке от последнего десятилетия XIX века до 1932 года. Как уже догадывается читатель, у редакционного совета имеется еще немалый задел, который позволит в дальнейшем скомпоновать и 18 й и, вероятно, 19 й тома. Так что составители без занятия не останутся.
С благодарностью здесь должны быть перечислены те, кто проявил энтузиазм в деле собирания и издания трудов Сталина, и уже ушедшие из жизни, и занимавшиеся им раньше, и приобщившиеся к нему сравнительно недавно: А.В. Золкин, О.В. Игнатьев, К.А. Кириенкова, А.П. Козлов, Л.Г. Косолапова, Н.П. Леонтьев, А.С. Ложкина, Е.А. Ложкина, С.А. Ложкин, В.Д. Мочалов, Ю.А. Никифоров, Р.Е. Хрящевский. Отдельная благодарность Н.В. Гаврилкину за предоставленные биографические справки. Неравнозначен их вклад, но равноблагородна их сопричастность.
Одновременно с 17 м томом выпускаются дополнительным тиражом 14 й, 15 й и 16 й тома – первый из названных 5 тысяч, три последующих – по 3 тысячи экземпляров

Том 18 открывается выступлениями Сталина на VI съезде РСДРП(б) (июль август 1917 года), уже печатавшимися в томе 3 настоящего издания. Объясняется это тем, что между текстами тома 3 и «Протоколами шестого съезда РСДРП(б)» (М., 1934) обнаружились некоторые расхождения. Не будем гадать о причинах. Съезд, как известно, не стенографировался. Запись речей вели питерские активисты, главным образом Л. Р. Менжинская и И. М. Москвин; тексты протоколов для издания сличались с отчетами в газетах, учитывались записки делегатов. Кроме того, у самого Сталина могли сохраниться наброски речей, были личные воспоминания да и просто возможность редактировать себя.
В «зеркале» тома деятельность автора в канун Октября как бы смыкается с ее финалом 1953 года, что позволяет произвести еще одно ее сквозное обозрение. Очевидно, это огромная, в данном случае неохватная тема, и для нас, сегодняшних, непосредственно важнее другое: обстановка в стране, в условиях Первой мировой войны и новорожденной буржуазной демократии, сдирающей с общества змеиную чешую царизма, удивительным образом напоминает нынешнюю Россию с ее постсоветской буржуазной демократией и тлеющей, вялотекущей гражданской войной. Различие периодов и состояний нашей Родины почти век назад и ныне, конечно, громадно. Первое состояние было результатом Февральской буржуазно демократической революции в период ее общего подъема и перерастания в революцию социалистическую, – второе, нынешнее состояние есть результат буржуазно бюрократической контрреволюции 1991–1993 годов с тенденцией утраты целостности и самодостаточности страны, пристегивания ее в качестве покорного сырьевого придатка к мировой системе империализма. Векторы – восходящий и нисходящий – тут совершенно разные, но кризисное состояние в обоих случаях налицо. И выход удивительным образом выглядит в общем ключе – рабочий контроль над производством и распределением; земля – тем, кто ее производительно обрабатывает; власть – Советам трудящихся.
Л. Д. Троцкий, которого как раз VI съезд в составе группы межрайонцев принял в большевистскую партию, на редкость субъективистски оценивал положение в ней. Съезд проходил в полулегальной обстановке, после известных июльских событий, приведших к утрате влияния Советов на решения буржуазного Временного правительства и ликвидации двоевластия. То был шаг назад, угрожавший срывом поступательного хода революции. Ленин в эти дни был вынужден скрываться в подполье, Троцкий арестовывался. «На верхах партии положение было неблагополучно, – писал он впоследствии. – Ленина не было. Крыло Каменева подняло голову. Многие, и в том числе Сталин, просто отсиживались от событий, чтобы предъявить свою мудрость на другой день». Так, фактам вопреки, Троцкий противопоставлял «свою мудрость» «широко организованной фальсификации прошлого, которая составляет одну из главных забот эпигонов», клялся в верности «исторической правде» (Моя жизнь. Т. 2. М., 1990. С. 34–35) и тут же отчаянно облыгал прошлое, в котором сам не участвовал. Сталин, по Троцкому, «просто отсиживался» летом и осенью 1917 года, делая основные доклады на съезде, определившем курс партии на вооруженное восстание, готовя заводы и полки к выступлению, в то время как Троцкий действительно отсиживался от событий в «Крестах».
Из содержания 18 го тома не крикливо, но настойчиво вырастает интригующий общий вывод об уникальности многомерного видения перспективы социализма и мирового революционного процесса, внутри– и геополитических реалий, которым владел Сталин. Об известном «одиночестве» этой личности, в своей единичности сконцентрировавшей в себе максимально разностороннее и глубокое осознание всеобщего . Говорю об этом и на основе данной книги, и на основе знакомства с бывшими соратниками Сталина, ни один из которых – и это жестко продемонстрировала практика 50 70 х годов – не понял его более или менее адекватно.
В дневнике М. А. Сванидзе (певица, жена А. С. Сванидзе – брата Екатерины, первой, рано умершей жены Сталина) упоминается речь Иосифа Виссарионовича перед выпуском академий Красной Армии 4 мая 1935 года. «Говоря об этой своей речи, – отмечает Мария Анисимовна, – И. (Иосиф. – Ред .) сказал, что забыл прибавить, «что наши вожди пришли к власти бобылями и таковыми остаются до конца, что ими двигает исключительно идея, но не стяжание», как это мы можем наблюдать в капиталистических странах. Там стоять у власти – значит обрастать (богатеть)… Обаяние чистой идейности и делает наших вождей любимыми и чтимыми для широких масс, да и отсутствие классовой отчужденности, как это было раньше, делает их своими «кровь от крови, плоть от плоти» для народа…» (Иосиф Сталин в объятиях семьи. Из личного архива. М., 1993. С. 178). Кто, оказавшись у власти, остался «бобылем», то есть нестяжателем , в послесталинские десятилетия? Кто имел и сохранил «обаяние чистой идейности»? Оставляю эти вопросы на решение читателю.
В троцкистской литературе, которую стали охотно перепевать «перестройщики» и «реформаторы» последнего двадцатилетия, была сотворена схема: серый, полуобразованный, национально и аппаратно ограниченный Сталин и блестящий, вдохновенный, устремленный на мировую «перманентную» революцию Троцкий. Забавно, что на этой «обществоведческой» карикатуре сошлись и правые и левые оппортунисты, как «квасные», почвенные «патриоты», так и «кока кольные», «поп культурные» западники космополиты. Жертвами этого поспешного, не требующего особых усилий мысли схемотворчества стали многие тысячи сограждан, особенно «образованцев».
Любители «простых инженерных решений» не могут взять себе в толк, что различие между Троцким и Сталиным состояло не в отношении к мировой революции вообще , то есть к переходу от капитализма к социализму во всемирном масштабе, а в понимании реальных предпосылок, сроков и темпов осуществления этого процесса, если угодно, в типе и масштабности их геополитического мышления.
Возьмем примеры.
На VI съезде партии, то есть в преддверии прихода большевиков к власти, Сталин дает отпор троцкисту Е. А. Преображенскому, считавшему социалистическую перспективу близящейся новой революции в России возможной лишь «при наличии пролетарской революции на Западе» и предлагавшему этим утверждением завершить резолюцию «О политическом положении». Заявление Сталина по сему поводу, заслуживающее записи во все учебники отечественной истории, отличается отточенностью аргументации и формы, четкостью и законченностью мысли. «Я против такого окончания резолюции, – говорит он. – Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму». Сталин поясняет свое мнение несколькими штрихами из обстановки, сложившейся после Февраля в нашей стране, и заключает: «Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего» (С. 29 наст. тома). Этой неукоснительной целевой направленности, имеющей под собой научно теоретические, социально политические и нравственно волевые основания, Сталин был верен, как никто. В зените такой уверенности он ушел из жизни, оставив соотечественников, все мировое коммунистическое движение в сознании своей незыблемой исторической правоты и неизбежной конечной победы. Он, казалось, покончил с типичной для обывательской интеллигенции суетностью и провинциальностью мышления и сделал нормой «русский революционный размах» наряду с «американской деловитостью». Но, как видим, не сумел прочно закрепить этот результат на будущее в кадровом отношении.
Сталин отнюдь не уступал Троцкому в интернационализме и в понимании логики развертывания мирового революционного процесса, но его решающее превосходство проявилось не в эффектных жестах и «революционерских» фейерверках, а в глубоко фундированной практике, что, конечно, требовало значительно больших усилий и времени. В отличие от своего броского оппонента, по крайней мере внешне, он не спешил, но зато бил наверняка. Если уже на первых шагах строительства вооруженных сил революции Троцкий больше тяготел к военспецам, то есть части старого офицерства, не без сомнений пошедшей на службу Советской власти, то Сталин делал ставку на красноармейскую, крестьянско пролетарскую по социальному происхождению массу, составлявшую народное тело Красной Армии.
После падения Венгерской Советской республики в 1919 году Троцкий, разочаровавшись в революционных возможностях Европы, выдвинул перед ЦК явно сумасбродную, на манер Павла Первого, идею поднимать Индию, послав туда… конный корпус. ЦК, разумеется, эту авантюру не поддержал. Однако когда в 1920 году Советская Россия подверглась нападению Польши, резко обозначились два контрастных подхода: Сталин выступал за изгнание белополяков с советской территории, ограничиваясь освобождением Львова, – Троцкий жаждал взятия Варшавы и прорыва через польские земли к неспокойной Германии, против чего, не разделяя «перманентные» иллюзии Льва Давыдовича, короткое время не возражал Ленин. Троцкий охотно бросал Россию на растопку мирового пекла, – Сталин рассчитывал на ее превращение в дальнейшем в мощную базу, питающую поворот стран и континентов к новой формации.
История этот спор разрешила по своему. Прав по итогам Гражданской войны, нэпа, первых пятилеток и по исходу Второй мировой войны оказался Сталин. Он провидел мировую революцию существенно иначе, чем Троцкий, и реализовал свое провидение в иных масштабах: Северный полюс – Юго Восточная Азия, центр Европы – Тихий океан, в образе мировой социалистической системы, с охватом трети населения планеты. Не чужда ему была и традиционная имперская заявка России на проливы и выход в Средиземное море на юго западе, на возврат ей Аляски – на северо востоке, – заявка, которой гегемония пролетариата придавала совершенно новый социальный смысл. Распоряжение достигнутым зависело уже с 50 х годов XX века не от него. Сколь бездарно это распоряжение осуществлялось его преемниками, наши современники хорошо знают по опыту.
За полгода до начала Великой Отечественной войны Сталин в узком кругу руководства признается, что, несмотря на победу над японцами на Халхин Голе (1939) и уроки финской кампании (1939–1940), «мы не готовы для такой войны, которая идет между Германией и Англией» (С. 207).
5 мая 1941 года, когда до гитлеровского вторжения остается всего полтора месяца, Сталин информирует слушателей академий Красной Армии о переменах в организации и техническом вооружении войск, об отставании в этом отношении военно учебных заведений, о необходимости «перестроить свое обучение военных кадров на новой технике и использовать опыт современной войны» (С. 215). Остановившись на причинах недавнего поражения Франции в войне с Германией, он в то же время прозрачно намекает на близость советско германского столкновения, опровергает миф о том, что гитлеровская «армия самая идеальная, самая хорошая, самая непобедимая» (С. 218), предупреждает об опасности подобного самодовольства. Тут же Сталин поправляет генерала танкиста, поднявшего было тост за «творца» политики мира, и уже открытым текстом говорит: «Германия хочет уничтожить наше социалистическое государство, завоеванное под руководством Коммунистической партии Ленина. Германия хочет уничтожить нашу великую Родину, родину Ленина, завоевания Октября, истребить миллионы советских людей, а оставшихся в живых – превратить в рабов. Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне» (С. 220).
Этим и множеством других фактов начисто опровергаются россказни о том, что будто бы Сталин «слепо доверял» Гитлеру и сознательно игнорировал данные нашей разведки. Доверял он командованию западных округов и родов войск, которые в памятные июньские дни оказались далеко не на высоте. А что касается Гитлера, то несколько переоценил, как видно из обстоятельств появления Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 года, его осмотрительность и интеллект (С. 221–223).
Сталину начала Отечественной, как, впрочем, и других периодов советской истории, навязывается «хвостистская» логика, а она была, можно сказать, «авангардистской». Сталину, по его замыслам и расчетам, не хватило для подготовки скорого эффективного отпора врагу год полтора. Это вытекает и из его собственных высказываний, и из анализа последовавших событий: кардинальный перелом в ходе боевых действий, возможность которого обозначилась уже в битве под Москвой (декабрь 1941), как известно, произошел в результате Сталинградской операции конца 1942 – начала 1943 года. Названная подготовка продолжалась и приобрела зрелые формы в процессе боевых действий, причем окончательный поворот совершился летом 1943 го, в результате Орловско Курского противостояния, после которого шло фактически уже безоткатное советское контрнаступление, завершившееся победой.
Сталин предвидел неудачи первого периода войны, однако неожиданными были для него их масштабы и проявленные при этом беспечность, неорганизованность и безответственность командных кадров. В то же время его главной заботой в тот момент было не столько положение на фронте, хотя это и прозвучит необычно, сколько ситуация в области дипломатии . Главной опасностью была не фашистская Германия сама по себе, пусть и располагавшая современной, обстрелянной армией и обросшая кучкой сателлитов, а возможность объединения с ней против СССР крупных империалистических держав, прежде всего Англии и Японии. Если в отношении последней, недавно отведавшей советского оружия, можно было еще рассчитывать на только что, в апреле 1941 года заключенный советско японский договор о ненападении, то в отношении первой была зияющая неопределенность. Сенсационный перелет в Англию в мае Гесса, второго лица в НСДАП (миссия которого до сих пор, и спустя 65 лет остается засекреченной), и антисоветские «заслуги» премьера Черчилля вынуждали быть крайне осторожным. Задача «снять с себя возможные поводы для обвинения в развязывании войны», как выразился в своем дневнике Геббельс, была первоочередной. Будучи решенной, она возлагала ответственность всецело на фашистскую Германию, завоевывала симпатии миролюбивой демократической общественности, создавала моральную базу для приобретения союзников. Так родилась, казалось бы, «невозможная» возможность заставить одних империалистов, в коалиции, рука об руку с пролетарским государством, в его классовой войне (С. 333, 335–336), бить других империалистов. Образно говоря, до Сталина в политике руководствовались указаниями только геометрии Евклида. Он же применил геометрию Лобачевского. Никто из политиков, наследовавших ему, не сумел этой «двойной геометрией» овладеть.
На редкость откровенные, горькие по глубинному смыслу признания Сталина 7 ноября 1940 года нынче приобрели почти шекспировское звучание. Сталин констатирует то, что многие вопросы государственного значения, включая технические, в том числе связанные с делом обороны, оставляются в небрежении. «С этим я сейчас каждый день занимаюсь, принимаю конструкторов и других специалистов.
Но я один занимаюсь со всеми этими вопросами, – обращается он к ближайшему окружению. – Никто из вас об этом и не думает. Я стою один» (С. 208).
Что значило стоять одному «у самой бездны на краю» в тот драматический период, пусть читатель опять таки додумает сам. «Ведь я могу учиться, читать, следить каждый день; почему вы это не можете делать? – спрашивает Сталин. И констатирует: – Не любите учиться, самодовольно живете себе. Растрачиваете наследство Ленина» (Там же). Столь взыскательное обращение к соратникам – это и упрек им лично, жесткое напоминание о необходимости расти до уровня эпохи, соответствовать взятой на себя ответственности, это и указание на то, что выпавшая на долю большевиков удача, завоеванные ими позиции, наконец, выигранное ими историческое время есть конечные величины и богатство, тратить которое следует лишь во всеоружии знания